Печать фараона - Страница 1


К оглавлению

1

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.


Те, кто этого заслуживает, будут узнаны нами, и с ними будет установлен контакт особым образом…

(Из Парижского манифеста тайного общества, 1622 год)

Глава 1


Это был страшный, кровавый сон… мертвое тело на полу, изуродованное лицо…

Бежать, скорее прочь отсюда!

Руки не попадали в рукава, пуговицы не застегивались. Пальцы соскакивали, не в силах справиться с тугими петлями. Скорее, скорее же! От нетерпения сводило челюсти.

Улица встретила хлестким, ледяным ветром, скользкими тротуарами, зловещей белизной снега. Словно весь город одет в погребальный саван. Остро, ярко ударили в глаза синь зимнего неба, холодная четкость, твердость линий. В очертаниях домов сквозила угроза.

Ноги сами несли к метро, к лестнице, ведущей вниз… в подземелье, где ходят по прорытым туннелям поезда, - в черноте, в глубине городской утробы. Наконец-то можно сесть, передохнуть, расслабиться… В покачивающемся, постукивающем вагоне никто ни на кого не обращает внимания. Все едут рядом: добропорядочные граждане и преступники, старики, молодежь, дети с родителями, умники и глупцы, циники, лирики, счастливчики и неудачники, гении и бесталанные, беглецы, святоши, грешники, убийцы… Да, и убийцы тоже. С виду они ничем не отличаются от обычных людей. Разве что взглядом? По?лно! И взгляд у них такой же, как у всех остальных. Может быть, чуть тревожнее, слегка напряженней. Они прячут глаза…

Поезд мерно шумел, укачивал; открывались и закрывались автоматические двери, кто-то входил, кто-то покидал светлые, блестящие вагоны. За окнами мелькали станции, огни туннелей, их бегущий мрак. Что таится в нем, когда последний по расписанию поезд замирает на рельсах, стихает, погружается в сон? Что происходит тогда в мутной тьме длинных извилистых коридоров, в шорохах, потрескиваниях, вздохах, глухом звоне падающих капель? Они отсчитывают время сна…

Непреодолимая волна дремы наползла, накрыла и унесла с собой… далеко…

- Да, - негромко произнес мужской голос. - Мы уходим, чтобы вернуться.

Воцарилась полная, абсолютная тишина, только оплывали толстые свечи из воска, чадили…

- На кого пал жребий? - спросил тот же голос.

Из густого сумрака выступила фигура в монашеской рясе с надвинутым на голову капюшоном. По ряду присутствующих пронесся невесомый шепот.

- Не называй своего имени, брат! - предупредил голос. - Не открывай лица. Мы поручаем тебе исполнить то, что должно. Давай клятвы, делайся клятвопреступником, если потребуется, но ни при каких условиях не выдавай нашу тайну.

Фигура в рясе опустилась на одно колено. Узкие языки свеч плавно колыхнулись, по стенам пробежали багровые блики, замерли… Едва слышно пророкотали слова не то молитвы, не то заклинаний и смолкли.

- В мире обмана негоже отступать от неписаных правил, - произнес голос. - Там, где все лживо, истина теряется среди нагромождений вымысла. В мире, призванном поддерживать невежество и потакать заблуждениям, приходится жить по его законам. Ступай, брат… и да пребудет с тобой наше благословение!

Фигура в рясе поднялась и удалилась, оставив после себя эхо шагов. Когда оно рассеялось под гулкими сводами, собравшихся уже не было. Свечи догорали в тишине и пустоте… пока не съежился, затухая, последний фитиль…

Сон прервался внезапно, как и начался. С шумом, гамом ввалилась в вагон толпа возбужденных школьников. Они громко обсуждали последние новости, смеялись, подшучивали друг над другом. Молоденькая учительница тщетно пыталась утихомирить своих питомцев. Дети, судя по их болтовне, ехали на экскурсию в Кремль.

Вся эта веселая суета, свет в вагоне, приветливая чистота и блеск станций, ясная, морозная погода наверху, на расчищенных от снега улицах Москвы, зимнее солнце, горящее в витринах и стеклах домов, румяные, свежие лица прохожих совершенно не вязались с оставшимся на затертом полу трупом в потеках загустевающей крови, с ее приторным, удушливым запахом, мешающимся с запахами неухоженного жилья.

Какая нелепость ехать теперь вместе со всеми этими бодрыми, улыбающимися людьми… делая вид, будто ничего не произошло…


***

Во второй половине января Москва день за днем утопала в густых снегопадах. Солнце призрачным размытым пятном леденело в затянутом белой пеленой небе. Мороз крепчал. Над городом курились дымы, пар; тускло блестели огни. По бокам дорог лежали сугробы. Белые крыши, белые кружева деревьев, замерзшая белая река, белые мосты серебрились в скупом зимнем свете. Прохожие торопились скрыться в сырое нутро подземки, в тесноту автобусов и троллейбусов, в переполненные салоны маршруток.

Хорошо было любоваться летящим за окнами снегом, сидя в тепле, в уютном сиянии настольной лампы, пить горячий чай и слушать, как поет в проходных дворах злая метелица.

- Ну и погодка, - вздохнул Смирнов. - Отличный фон для леденящего душу убийства.

- Как у тебя только язык поворачивается? - покачала головой Ева.

- Мозги застоялись! Пора им дать пищу для размышлений.

- Но не ценой же чьей-то жизни?!

- Люди убивают друг друга не потому, что есть сыщики. Скорее наоборот!

Всеслав Смирнов - красивый зрелый мужчина, бывший десантник, бывший командир спецназа, бывший охранник сильных мира сего - давно ушел со службы, но не на покой, а в частный сыск. На этом поприще Всеслав существенно выделялся среди своих коллег. Он принципиально не обзаводился офисом, не помещал в газетах объявлений с предложением услуг детектива, был разборчив в выборе клиентов и брался только за те расследования, которые могли увлечь запутанной интригой. При этом, как ни странно, недостатка в работе господин Смирнов не испытывал - иногда ему приходилось вести два-три дела одновременно. Высокая оплата, установленная сыщиком за оказываемую помощь, не отпугивала, а, напротив, привлекала к нему состоятельных людей, попавших по тем или иным причинам в затруднительное положение.

1